Азбучные истины

— Ни за что не соглашайся. И у нас есть куда расти, и квартиру тебе дадим, — напутствовал директор, отправляя на совхозной машине в райком партии.Потом, под неторопливый и значительный рокот первого секретаря – про громадье планов и перспективы сельского хозяйства в целом и свиноводства в частности, про новый свинокомплекс, который затевался в районе, – Анатолий Долбня все время думал: «…ну какой я главный зоотехник, ни опыта, ничего нет. Если проколюсь – стыдоба будет, позор будет… Нет, не соглашусь…»- Да ты меня слышишь? – прорвалось вдруг. — Так вот, мы хотим тебя взять директором строящегося свинокомплекса…- Да вы что?! Я не учился на директора, я не строитель, и все это дело завалится, не смогу…- Я пригласил, а ты, Анатолий Федорович, подумай. Езжай к жене, посоветуйся…

По отчеству его тогда звали разве что в шутку: ну, толковый молодой специалист, ну, время от времени подменял управляющего отделением, но всего-то три года как после института, а двадцать пять лет, как ни старайся, с лица не сотрешь.

Жена поддержала:

— Да какой ты директор?!

Отец тоже был пресерьезен:

— Я тебе не советую. Если хочешь наработаться в селе – у тебя все впереди, но не спеши. Если тебя начинают замечать, значит, чего-то стоишь или начинаешь стоить. Но высоко взлетишь – хорошо подниматься, зато потом больно падать будет…

К первому секретарю за месяц ездил четыре раза, все больше шлифуя отказные мотивировки. Потом вызвали на бюро райкома партии:

— …на ваше рассмотрение предлагается кандидатура директора…

— …я не хочу…

— …следующий!

День, сказали, отдохни, но стаж уже пошел – с 25 ноября 1975 года.

Жена спросила: «А можно не ехать?»

Он ответил: «Не знаю. А вдруг поставят прогул?»

•••

В армию отца призвали в сороковом. Войну прошел, раненый да контуженый, с первого дня и до последнего; потом еще год не отпускали, потому как служить было некому. Вернулся старшиной запаса. Детям говорил: «Я за вас за всех и отвоевал, и страну отстоял, и вам жизнь дал».

Отец был очень строгий, два раза никогда не говорил. Ремень у него был солдатский.

— Он выстраивал нас, — как-то подбирается и словно молодеет Анатолий Федорович, — и мы радовались, что нас с братом двое: пока одного чистит, другой отдыхает. Разница со старшим у нас всего полтора года. Сестра младше меня на пять лет, отец от нее был без ума, она и похожа на него была. Попробуй ее только пальцем тронь! Если пожалуется отцу – не оберешься неприятностей. А младший на 13 лет младше меня, поскребыш… Да, отец был принципиальный, но справедливый до ужаса. Если слово сказал, никогда не откажется, слово всегда сдержит. За что я всегда его любил и учился, что надо быть правильным, честным, справедливым, принципиальным. Не увиливать никогда от тяжелых вопросов, ты их должен решать, чего бы тебе это ни стоило…

В детстве, вспоминает, «…мы с братом никогда не болтались без дела, всегда работали. Наступают каникулы, все ребятишки побежали на речку купаться, на рыбалку, а мы в работу. Он говорил: «Успеете…» Вечером нас никогда поздно на улицу не отпускал. Это закон был. Никакой полемики, никаких обсуждений. Приучены с самого детства, другого и не понимали. И попробуй ослушайся: шаг вправо, шаг влево считается побегом…»

Отец был заготовителем. Мать в войну, до замужества, работала в колхозе – где скажут, даже на тракторе. Потом ей хватало хлопот с детьми, домом да скотиной. «Это такое поколение было, — формулирует Долбня, — что им все равно, на чем работать, лишь бы работать».

Такая вот генетика…

Они, дети, получились в родителей. Работящими, обязательными, неглупыми. Все связали жизнь с сельским хозяйством. Старший три десятка лет командовал совхозом в Подмосковье. Второй – бессменный директор «Маяка». Младший – фермер, известный и в районе, и в Кузбассе.

•••

Так вот, ему сказали: «Надо», и он не смог отказаться. Не приучен.

Получилось – тридцать пять лет на одном месте.

Получилось, что в кузбасском агропроме Герою Кузбасса Анатолию Долбне нет сегодня равных по директорскому стажу. Даже «агромамонты» Николай Дмитриевич Назаренко да Михаил Севастьянович Никитюк – одному семьдесят, другому семьдесят пять – как первые руководители моложе на пять-шесть лет…

Получилось, что предприятие, специализировавшееся на производстве свинины, освоило племенное коневодство, растениеводство и промышленную переработку молока. Что урожайность зерновых культур за последнее десятилетие не опускалась ниже 30 центнеров с гектара, а в лучшие годы достигала и 40. Коллектив в 350 человек, прошедший испытания временем и трудностями; шесть заслуженных работников сельского хозяйства РФ; 2100 тонн свинины в год; десятки миллионов рублей прибыли по итогам 2010 го – это все тоже он, «Маяк»…

Только за последние пять лет здесь построены пекарня, цех по переработке молока производительностью 10 тонн в сутки и цех по производству мясокостной муки, пять зерноскладов на две с половиной тысячи тонн каждый, комбикормовый завод производительностью пять тонн в час…

Этот завод – ему всего полгода – вообще отдельная песня, уникальный для агроКузбасса случай создания предприятия полного цикла. Построить его должны были тридцать лет назад, но свинокомплекс получался слишком дорогим, и Москва скомандовала: решайте, как удешевить проект. Выбирайте сами, без чего обойдетесь – без котельной или завода, тем более что их и так в области  хоть пруд пруди…

Долбня вспоминает: «Как мы мучились, как мы страдали! Потребность – тысяча тонн комбикорма в месяц, дадут фондов на 200-300 тонн, а остальное выруливай… Подкатывался на полусогнутых к руководителям комбикормовых заводов… Это такие затраты, это столько времени… Полжизни работал не руководителем, а доставалой…  А потом стало совсем невыносимо…»

«Совсем невыносимо» – это когда качество комбикормов резко упало, когда за сданное зерно с тобой не рассчитываются годами, когда понимаешь, что верить можно лишь… себе.

Итог – свой комбикормовый завод, на котором из своего зерна производится комбикорм для своих животных.

— Мы теперь никуда зерно не сдаем. Что засыпали – через комбикормовый прогнали, получили мясо и молоко, сдали – получили деньги… Об этом я мечтал всю жизнь…

В сельском хозяйстве степень успешности и профессионализма можно оценивать, как у саперов: лучший – тот, кто живой. «Маяку» вместе с Долбней это удается делать 35 лет.

Вместе с ним считаем соседей, которые не пережили перестроечно-революционные годы и десятилетия. Где они теперь – хозяйства-миллионеры? Да, были крепкие коллективы, но поменялись времена и руководители – и что-то пошло не так…

— И вообще, я слышал такое… Что якобы все страны собрались на какой-то высоте и сказали: если у России ничего не будет ни расти, ни кормиться, ни производиться, то мы две голодные России накормим. Поэтому у наших, наверное, голова вообще не болит о сельском хозяйстве. Надо будет, думают, так  завезем… А какого качества? И сколько это будет стоить, когда деревня вымрет?! А продовольственная безопасность?!

•••

Лучшими на своей памяти годами для деревни Долбня считает середину восьмидесятых. Тогда государство вкладывало деньги в агропром, строило дома, дороги и школы, уважало крестьянина и словом, и рублем.

Долбня уверяет, что деревня до сих пор сохраняет самые важные народные традиции, что люди здесь более искренние и открытые. Но город манит – и кто будет работать на земле отцов завтра?

Обеих его дочерей работать учила деревня. Обе живут в городе. Обе кандидаты наук – медицинских и экономических.

Федору, внуку Анатолия Федоровича, двенадцать. За руль джипа дед начал сажать его лет с трех, а в последние пару-тройку лет по полям тот рулит уже самостоятельно.

Федор – городской житель, но деревня для него не чужая, как, впрочем, и для большинства из нас. Ведь любой урбанист при желании найдет в себе крестьянские корни не дальше, чем в прошлом-позапрошлом колене.

— Когда мы купили кормоуборочный комбайн «Ягуар», чудо-технику, ни у кого тогда такой не было, — рассказывает семейные байки Долбня, — Федор еще в школу не ходил, и механизатор Костя Михеев, очень хороший парень, пустил его в кабину. Как у Федора глаза горели! На улице жара, а там же кондиционер, хорошо; час покатался, подъезжает, я говорю: «Федь, поехали?» – «Нет, деда, я еще покатаюсь»… И катался, пока не уснул там. Я его вытащил, он в рев… Потом едем на машине, спрашиваю, какая лучше – джип или «Ягуар»? «Конечно, — говорит, — «Ягуар». Вырасту большим – на нем работать буду»…

Правда, с годами внук на профобещания стал поосторожнее.

— Федь, — спросил дед недавно, — тебе нравится сельское хозяйство?

— Нравится.

— А будешь в нем работать?

— Дед, давай, я сначала вырасту.

Так что время, вроде, пока есть…

•••

Анатолий Долбня, да и не он один, какие уж тут тайны полишинеля, знает, что нужно делать, чтобы дети и внуки захотели растить хлеб, молоко, мясо, оторвавшись от компьютеров. Сам он, кстати, компьютерно безграмотен, не хватает, говорит, на это времени; зато хватило на диссертацию: директор-кандидат сельхознаук, еще один плюсик для доброго имени хозяйства…

Так вот, нужны: цивилизованное сельское хозяйство; современные технологии; уровень жизни не хуже, чем в городе; определенность перспектив и уверенность в достойной оценке твоего труда – все это вполне азбучно и понятно.

И тогда будет гораздо больше шансов, что поколение Федора захочет пойти по стопам дедов…

Промышленновский район.