108 лет – без зла и зависти

«В семьдесят лет ты еще ребенок, в восемьдесят – подросток, а в девяносто, когда тебя позовут на небо твои предки, попроси их подождать, пока тебе исполнится сто лет».Такая надпись красуется на обелиске у въезда в японскую деревню долгожителей.Но мы-то сейчас не в Японии, а в нашем кузбасском городе Гурьевске. Еще точнее – у двери с табличкой №29. Здесь живет Екатерина Трофимовна Анищук. Через несколько дней ей исполнится 108 лет! Так что не только Япония славится своими долгожителями. Знайте, как говорится, и наших!…Явиться к Екатерине Трофимовне незваными гостями, то есть без предупреждения, конечно, не хотелось. Поэтому мы заранее позвонили в службу социальных работников, которые ухаживают за пожилыми. Ведь наверняка кто-то из соцработников прикреплен к долгожительнице. Но в ответ мы услышали:– И сама Екатерина Трофимовна, и ее близкие отказались от наших услуг. Неловко, мол, напрягать чужих своими заботами. Живет Екатерина Трофимовна одна… Попробуем сказать ей о вашем приезде…Через час снова звоню социальным работникам, любезно согласившимся организовать встречу с долгожительницей. Ответ больше обрадовал, чем огорчил:– Позвонили мы в квартиру по домофону на двери подъезда, Екатерина Трофимовна не открыла. Говорит, что чужих не ждала. Попробуем созвониться с ее дочкой…Вот так. В отличие от некоторых беспечных (в том числе и молодых) Екатерина Трофимовна осторожна. Ведь под каким только видом не проникают сейчас в квартиры мошенники! Разве это не свидетельство ясности ума?

I.

Волнуясь в предвкушении раскрытия секрета, как нам (и вам, конечно) прожить хотя бы до 100 лет, звоним в дверь.

Навстречу она. Без тросточки, без очков, в фартучке с белыми кружавчиками. И кашемировом платке с дивными цветами по светлому полю. Правда, платок Екатерина Трофимовна повязала исключительно для встречи. А вообще-то не любит она «старушечьих» платков. Уж лучше с непокрытой головой, когда можно.

Спадает платок на худенькие плечи. Хозяйка улыбается:

– Ведь правда, мне так лучше?

Конечно, правда. Как и то, что в любом возрасте женщина остается женщиной.

– На диету вот сейчас перешла, на фруктово-овощную, – улыбается Екатерина Трофимовна, будто угадав мой следующий вопрос: боролась ли она когда-нибудь с лишними килограммами.

Благо, что фрукты сейчас в магазинах круглый год. В том числе и ее любимый виноград. А овощи свои, не покупные. У ее дочери Татьяны Константиновны своя «фазенда» с садом. Екатерине Трофимовне было сто два года, когда и она приезжала в сад не отдыхать, а трудиться. Сама копала землю под грядки.

Однажды, вскопав землю, пошла Екатерина Трофимовна отдохнуть в домик. Зять Григорий Алексеевич решил уважить тещу. Взял грабли и проборонил землю. Вышла из домика Екатерина Трофимовна, но, вместо того чтобы обрадоваться, обиделась:

– Я бы сама проборонила. Или вы думаете, что я уже старая и ничего не могу?

Пришлось успокаивать: никто так не думает.

Екатерина Трофимовна считает, что сидеть сложа руки – сущее наказание. Показывает нам свое чудное рукоделие – салфеточки, кружочки. И прялка у нее редко когда простаивала «музейным экспонатом». Сколько себя помнит, столько лет и прялке. Видно, по наследству от мамы досталась.

II.

Мама многому научила дочь Екатерину: стирать, варить, за скотиной убирать, шить, вязать, с младшими ребятишками нянчиться… А вот в школе учиться мама ей запретила.

Всего-то две недели побыла там Катюша. Понравилось ей в школе. А потом мама сказала:

– Не женское это дело – учиться. Больше в школу не пойдешь. Хватит бездельничать.

Вот так и закончились Катины «университеты». Но имя своей первой, единственной и такой недолгой учительницы до сих пор помнит – Фелисета Михайловна.

Екатерина Трофимовна вообще многих помнит, кто ей по жизни встречался. Кто был с ней добр. Чего не помнит, так это зла. И сама она старалась никого не обидеть, не огорчить. А если и доставляла кому-то печальную весть, то не по своей вине. Особенно в годы войны, когда почтальонкой работала. Уже в райцентре, куда ездила на лошади за почтой, знала, кому пришла нынче «похоронка». И вот передали ее в дом соседки с четырьмя детьми. Страшно стало почтальонке Екатерине Трофимовне. Ночами по лесной дороге ездить или ходить (когда лошадь кому-то другому отдавали) было не страшно, а тут у калитки ноги будто ватные стали. И вот уже солдатка навстречу бежит:

– Трофимовна, мой-то еще ничего не прислал?

Надо бы протянуть женщине треугольник с чужим почерком, а руки как будто онемели. И голос будто не свой:

– Наверное, завтра письмо тебе будет…

Вот так целую неделю носила «похоронку». Но отдать все равно пришлось. Да и сама она, почтальонка Екатерина, боялась такого же треугольника. И она ведь тоже солдатка, и тоже мать. Когда муж ее Константин Никифорович на фронт уходил, в доме было шестеро детей. Сынок Ваня в войну умер. От голода. Но мужу о горькой потере не написала. Нельзя, чтобы затосковал, духом пал. Пуля-дура в слабых метит…

Про фронтовые дела Екатерина Трофимовна узнавала первой в своем селе. Она ведь еще и ночным сторожем работала. До утра все газеты с сообщениями Совинформбюро прочитывала. А утром всем рассказывала. Новости, конечно, были всякие. А уж те, где сообщалось о наступлении наших войск, прямо песней казались. Она и сейчас знает имена всех военачальников Великой Отечественной. Но не только их она считает истинными героями.

Те, кто не воевал, тоже трудились до седьмого пота. Все на фронт отправляли: картошку, шерсть, мясо, яйца, зерно… А себе – щи из крапивы. Екатерина Трофимовна и сейчас помнит, сколько чего должен был сдать каждый. Яиц – 700 штук, картошки – 6 центнеров, шерсти – три килограмма. Нет своих овец – купи шерсть у соседей. Или поменяй на что-то, если денег нет.

Правда, и награждали особенно трудолюбивых. Бутылку водки к празднику выдали и Екатерине Трофимовне. Она ту водку в подпол поставила для другого праздника – встречи мужа.

И он вернулся уже осенью сорок пятого. Герой. До самого Берлина дошел. Вся грудь в наградах. Среди них два ордена Красной Звезды.

Был Константин Никифорович человеком грамотным. До войны колхозной бригадой руководил, а после войны стал председателем сельсовета. Какая-никакая, а власть.

Вот поэтому Екатерина Трофимовна ничего ни у кого не просила. Так и раньше было, когда муж еще бригадирствовал. А ее – ударницу и стахановку – наградили теплой шалью. Заслужила, мол, а теперь грейся и красуйся. Но она сразу сказала председателю, что шаль не возьмет:

– Еще подумают, что как бригадировой жене дали. По блату.

Константин Никифорович жену поддержал:

– Я ей сам шаль куплю.

Но все, что зарабатывалось, шло на детей. Что до войны, что после. Выручали и руки Екатерины Трофимовны. Всю ночь строчила на машинке, перешивая что-то да подшивая.

Но поскольку электричество берегли, колхозный председатель вызвал Екатерину Трофимовну «на ковер».

– Я шила и шить буду. Не допущу, чтобы дети мои голыми бегали, да без рукавиц по морозу. Я и на фронт рукавицы шью и вяжу! – вывалила она из мешка на пол вещественные доказательства…

III.

– Наверное, очень вас муж любил? – спрашиваю хозяйку, пригубившую из ложечки кагор. Это вино (по чайной ложке, не больше, и не каждый день) посоветовали Екатерине Трофимовне вместо лекарства от давления. Таблеток, микстур, настоек мы в ее квартире не видели. А помог ли кагор?

– Может, он помог, а может, сама не хочу болеть, – вслух поразмышляла Екатерина Трофимовна.

А я где-то читала, что от желания и настроя самого человека очень многое зависит. Вот и Екатерине Трофимовне расслабляться, болеть было некогда. И убиваться, жалея себя. Признается, что и в личной жизни не все так гладко было. Ее муж-красавец и другим женщинам нравился. Она не выясняла отношений с соперницей. Да она вообще не знала и знать не хотела, кто она. Но ему сказала:

– Выбирай, кто тебе дороже: я, твои дети или она.

Он остался с семьей. Екатерина Трофимовна старалась не вспоминать старое, не упрекать мужа. Согласитесь, что на это тоже нужен особый женский талант. И терпение, конечно.

Дочери Екатерины Трофимовны (дай Бог прожить им столько же!) говорили мне, что их мама никогда не жаловалась на жизнь. Какой бы она ни была. А еще мама их до сих пор наставляет:

– Делайте добро, а зло, к сожалению, само получится.

Дети Екатерины Трофимовны (из тринадцати их осталось четверо) в свою очередь уговаривают ее перебраться жить к кому-то из них. Или к внукам. Все ее любят. Но Екатерина Трофимовна твердит одно:

– Я никому не хочу быть обузой.

От помощи родных, правда, не отказывается. А тем-то, конечно, хочется ей угодить. Ведь она за свою долгую жизнь столько добра сделала. Когда смотрит по телевизору судебные процессы (это ее любимая передача), диву дается, как люди в порыве алчности, мести, злости переступают не только законы, но и все святое, человеческое. Жаль ей таких людей. Растратили они свою жизнь…

Но сейчас телевизор выключен. Уже по нашей «заявке» Екатерина Трофимовна напевает любимые песни про мороз и про колечко. Не допев, машет рукой, улыбается:

– Хватит, а то еще возгоржусь, какая я хорошая…

Напоследок спрашиваю, что хотелось бы ей пожелать нашим читателям.

Екатерина Трофимовна задумалась лишь на мгновение:

– Любить друг друга, любить жить и творить добро!

Кстати, любезно пригласила нас и на свой 109-й день рождения. А на 110-й мы вновь напросимся сами…

Галина БАБАНАКОВА.

Фото Кирилла Кухмаря.

Кемерово – Гурьевск.