Герои Кузбасса.Ударник девятой пятилетки

Завод в ее жизни был всегда, даже раньше, за восемь лет до ее рождения. С тех пор как в 1942 году Варьку Тишуренко пятнадцати лет, вся семья которой погибла на Смоленщине, эвакуировали в Кемерово. Где она и стала работать на Кемеровском механическом заводе. Сорок лет, до пенсии.

Ну а потом у Вари родилась Нина, в будущем – Нина Юрьевна Тишуренко, Герой Кузбасса, станочник широкого профиля.

Завод в ее жизни был всегда. Отца Нина Юрьевна не знает, говорит: кто-то с завода. В заводской поликлинике ее вместе с другими детьми лечили, в заводской клуб приглашали на праздники, перед заводской проходной они, ребятишки, ждали родителей после смены. Завод давал места в детских садах, жилье, работу, зарплату.

После десятилетки Нине Тишуренко не хватило баллов для поступления в вуз, собралась в новосибирский техникум, по дороге зашла в заводской отдел кадров и спросила у знакомой, с которой жили в одном доме:

— Теть Тань, есть где побольше денег заработать?

— Вот, пожалуйста, иди станочницей…

Сначала было трудно, очень трудно. Вспоминает: и плакала, и хотела рассчитаться, и жалела руки, изрезанные да исколотые металлическими заготовками, но стыдно было оказаться слабой перед теми, кто тебя знает с детства и кто работает рядом.

А потом втянулась, и стало легче.

А потом оказалось, что на одном месте проработала 42 года.

Оказывается, стружка стружке рознь. Белая, длинно закрученная, веселая – когда нормально заточен резец, когда все получается, когда никто не стоит над душой. Начинает синеть – значит, пригорает, что-то не так, сбавь обороты…

— …Девчонки, правда, говорят: муторно, однотонно, — рассказывает Нина Юрьевна, — а мне нравится, когда стружка идет. Я больше сверление люблю, чем фрезой работать. Стружка вьется, я этим увлекаюсь… Меня почему и ставят на сверление все время – я ощущаю эту работу, у меня сверла не ломаются. Я держу вот эту ручку и уже ощущаю, когда сверло на пределе. Скорость вращения можно сделать и побольше, и поменьше; чем быстрее работаешь, тем быстрее сделаешь количество деталей, но если быстрее, то можно до брака доработаться. Стараешься как-то не торопиться без нужды… Когда все получается- даже поёшь. Нет, не только я, и девчонки тоже. Кто Анну Герман, кто Кадышеву. Да еще если и дома не было никаких скандалов, когда какой ты, такой и станок, когда он как будто видит твой настрой… А бывает, что тебе плохо, но он как бы помогает: втягиваешься и все забываешь, и легче на душе, отработал смену и пошел домой. Но вот когда настроения нет, да еще и станок не идет, весь перематеришься…

— К браку я отношусь очень серьезно. Девчонки говорят, даже слишком придирчиво и что поставь контролером – всех остановлю, не дам работать. Но и сама к себе придираюсь… Да, бывает, что человек не заметил, что сделал брак, но чаще понимает. А у меня и контролера нет, а если и подойдет, то с чужой деталью, спросит, пойдет ли она или нет?

Ну, что еще о ней такого профессионального? Ну, норму выработки выполняет на 160-180 процентов. Ну, за четыре десятка лет не имеет случаев брака. Ну, наставник… Но это, наверное, вполне обычные мелочи для хорошего станочника…

Первую из более чем полусотни своих почетных грамот и наручные часы Нина Тишуренко получила всего после двух лет работы. В 1977-м ездила в Москву на вручение медали «За трудовую доблесть». Ком­сорг. Участковый парторг. В 1996-м – медаль «300 лет Военно-Морскому флоту», потому как детали, изготавливаемые на заводе, требовались не только на суше, но и на море. Областные награды… Ах, да, знак «Ударник девятой пятилетки»…

Кстати, помните эти пять лет с 1971-го по 1975-й?

VIII пятилетка ассоциируется с «косыгинскими» реформами, предусматривавшими введение элементов экономического регулирования – время наиболее стабильного развития послевоенной экономики СССР. Валовой общественный продукт вырос на 13 процентов, среднегодовой рост производительности труда – 7,4 процента (в VII пятилетке — 5,8).

Но в начале семидесятых произошла смена экономических приоритетов, возврат к валовым показателям… Обострились советско-китайские отношения, что побудило к форсированному строительству БАМа, повышалась роль военно —  промышленного комплекса и вооруженных сил. На мировом рынке начали расти цены на нефть и энергоносители, и СССР предпочел пойти по пути, дававшему скорейший результат – экспортировать сырьевые и энергетические ресурсы. За 1970-1980 годы добыча нефти увеличилась в 10 раз, газа – в 15. Только за 1970-е годы страна получила около 170 миллиардов нефтедолларов, структура экспорта приобрела «колониальный характер»… Ухудшение международного положения, очередной виток гонки вооружений, на нужды «оборонки» уходит около 20 процентов валового национального дохода…

Рабочий класс отвечал: «Есть!» – и точил детали.

Заработки в «оборонке» в брежневские времена были очень хорошие, жизнь была понятна на поколения вперед…

Про семечки и др.

Она была беременна вторым сыном, когда ушла от мужа. Тот пил да бил, и она решила, что дальше со своими проблемами будет справляться в одиночку.

Справлялась – когда легче, когда труднее, жила, как жил народ. Перевыполняла план, не допускала брака, пела, когда станок работал ровно или когда были праздники. Про нее до сих пор говорят: «Юрьевна запоет – в соседнем цехе слышно».

В начале девяностых – это когда старая страна сыпалась, словно карточный домик, когда рождалась новая Россия, когда на мехзаводе полтора года платили копейки и выдавали то муку, то сахар – она не бросила цех. Было – собирала бутылки. Было – торговала семечками. Да-да, прибегала со смены, мыла, жарила и солила эти самые семечки, а потом, жутко стесняясь, боясь увидеть знакомые лица, продавала их стаканами неподалеку от дома, где на улицу Терешковой сворачивает трамвай. За семечки часто рассчитывались «бартером» – творогом да сметаной, которые работникам «Химволокна» то и дело выдавали на отоварку…

Да и новейшие времена оказались не самыми богатыми для станочника даже широкого профиля, если он работает на мехзаводе. «Оборонные» заказы постепенно пересыхают, а на пятидесятилетних станках можно точить привычные гильзы, но нельзя выпускать ни конкурентоспособные очистные комплексы, ни сельхозмашины. И то ладно, что жив завод, сохранил рабочие места, не пропал, как его братья – «Прогресс», «Коммунар» и многие другие. Но вот молодежи – с хорошим образованием, с перспективами – за станками практически нет. Сюда чаще приходят люди постарше, уже «потерпевшие» кораблекрушения в смежных профессиях – от кондитеров до учителей. И, если есть желание, даже довольно быстро осваивают эту женскую профессию.

Ведь это сугубо женская профессия – стоять на ногах восьмичасовую смену, тягать тысячи металлических деталек, которые складываются в тонны, с годами зарабатывать хондрозы да варикозы, а зиму любить за то, что в варежках не видно грубых венозных рук?

Нина Юрьевна эту «женственность» своей профессии объясняет просто: «Мы выносливее, вот и работаем»…

Те, кто знает Нину Юрьевну, утверждают, что она никогда не позволяла – и  не позволяет – себе быть слабой, жаловаться на жизнь. Всегда ровная, доброжелательная, открытая…

— Да, у нее удивительное чувство станка, но не это главное, — слова Алевтины Александровны Малаховой, не одну пятилетку друга и коллеги, три года как пенсионерки по инвалидности, не разучившейся говорить про цех «у нас». – Можно все выжать из этого станка, а можно работать на нем так, что после тебя и любой сможет работать… Бывали случаи, когда человек сделает полторы-две нормы, а после него станок никакой, не идет… После Юрьевны такого не бывает, у нее абсолютно нет желания вырвать больше любыми путями… Когда утром идет распределение по рабочим местам, – а ведь работы разные, какая-то сложнее, какая-то выгоднее, — она никогда не отказывается от того, что хуже. То есть в коллективе она очень удобный и безотказный человек.

— Но ведь на таких безотказных и ездят?

— Ездят. Вот ей седьмой десяток с весны, тем не менее, как суббота, слышу: опять работала… Независимо от личных проблем, никогда не откажется. Или воспитана так?

Нынче, наверное, время других героев, капиталистических. Которые умеют делать деньги и карьеру, которые создают рабочие места и предприятия. Или закрывают их, обламывая, словно ветки с дерева, целые отрасли, высохшие и потерявшие актуальность. Или сорвавшие вдруг миллионный джекпот – тоже еще те герои, кумиры масс.

Конечно, она со своими «хорошо, где нас нет», «зато не надо теперь бегать записи собирать», всю жизнь проработавшая в одном цехе, вряд ли может стать примером для молодых и амбициозных, которые хотят все и сразу. И даже новой  ее жизни, пенсионной, – она начнется с нового года после смен, которые на пальцах пересчитать, – вряд ли кто позавидует. Ведь отдыхать после сорока двух трудовых лет Герой Кузбасса будет в «трешке», где в одной из комнат живет сын с женой и тремя дочерьми, в другой – сама Нина Юрьевна с двадцатисемилетним сыном, и в которой зала – общая. Но у бабушки очень много планов, она видит, что нужна и детям, и внукам…

Про среднюю внучку, пятилетнюю Настю, Нина Юрьевна как-то случайно обронила: «…у нее взгляды как из прошлого века, все время: бабушка сказала…»

Потом, рассказав про обидчивую Лизу, ей, по старшинству, наверное, не хватило внимания; про маленькую Дашу – «…ей два годика, а она уже разговаривает, смотрит внимательно, как ты говоришь, а потом все повторяет»; вновь вернулась к средней:

— Настя, наверное, в меня: усидчивая, работящая…

Мне вдруг показалось, что именно за такие качества и запомнит Нину Тишуренко ее завод. За порядочность, постоянство, обязательность, доброжелательность, скромность – и так далее по списку, случившиеся у нее в дополнение к профпригодности.

Важные в любые пятилетки.

Фото автора.