ЧИТАТЕЛЬ

Хорошая, занимательная книга

Александр Генис. Фантики. М., Астрель, Corpus. 2010. 192 с.

Эта книжка, точнее, альбом – очередная дань страсти Гениса к каталогизации общеизвестных вещей. Еще в соавторстве с Петром Вайлем, царство ему небесное, были написаны «Родная речь» (про литературную классику) и «Русская кухня в изгнании» (про уху, селянку и прочие незамысловатые блюда). Теперь дошла очередь до русской классической живописи – именно тех ее сюжетов, которые вошли в национальный культурный код, как Наташа Ростова и зеленые щи.

Про «Охотников на привале»: «Перов, даже если не вникать в сюжет, все равно окажется странным художником, ибо он, похоже, не любил краски. Критики писали, что «перовская палитра напоминала цветом овчинный полушубок», говоря по-нашему – дубленку. Одинаково ржавый колорит лишает природу наряда, а жизнь – праздника. Но именно такой невзрачный, как кухонное полотенце, мир проще любить. Он мало требует, ничего не обещает и уже потому дает то, на что другие не претендуют: уют знакомой, как бородатый анекдот или детская сказка, истории. Другим она неинтересна, а мы ее сто раз слышали».

Про «Трех богатырей»: «Если Васнецов и не смог возродить фольклор, он сумел его породить. Картина «Три богатыря» вернулась туда, откуда вышла, сама став источником устного народного творчества. Больше всего анекдоту понравилось, что богатырей – трое. Образуя симметричную, устойчивую, как пирамида, фигуру, они дополняют друг друга, составляя минимальный, но исчерпывающий любую ситуацию сюжет… В советской традиции васнецовские богатыри преобразились в трех незадачливых уголовников, которых замечательно воплотили на экране Вицин, Моргунов и Никулин».

Про «Утро в сосновом лесу»: «Шишкинская картина так глубоко въелась в кожу нации, что стала ее родимым пятном. Однако постичь тайну этого холста можно лишь тогда, когда мы на время разлучим лес с медведями. Сделать это тем проще, что звери пришли на готовое1. Шишкин пригласил их на полотно, рассчитывая не столько оживить, сколько обезвредить свой бесчеловечный пейзаж… Таким, обрезанным сверху рамой, мы бы увидели лес, глядя на него сквозь амбразуру дзота… Обнаженные, выдранные с мясом корни, переломленный в поясе ствол, бурая увядшая крона – мрачная сцена лесной катастрофы».

Генис замечает, что картина Шишкина получила в народе название «Три медведя», хотя всякий видит, что их на самом деле четыре, и такая же история произошла с «Тремя мушкетерами» Дюма. Но забывает разъяснить, почему. Дело в том, что троичный код для индоевропейских народов – архетипический. Отсюда и христианская Троица, и такая же триада богов Индии (Брахма–Шива–Вишну), а также у римлян (Юпитер–Марс–Квирин), у древних славян (Перун–Сварог–Велес) и т. д. Отсюда же и традиционное деление общества на брахманов-жрецов, кшатриев-воинов и вайшьев, торговцев и работяг (в закрытых мужских сообществах, например, в тюрьме, оно сразу же воспроизводится – так появляются паханы, блатные и мужики). Поэтому и богатырей, и медведей, и даже охотников на привале непременно должно быть трое (последних Генис прямо называет охотничьими богами).

В книжке имеются также этюды к «Последнему дню Помпеи» Брюллова, «Девятому валу» Айвазовского, «Явлению Христа народу» Иванова, «Грачам» Саврасова, «Бурлакам» Репина, суриковскому «Переходу Суворова через Альпы» и врубелевскому «Пану». При этом непонятно, где же «Портрет неизвестной» Крамского, «Март» Левитана, «Московский дворик» Поленова, «Девочка с персиками» Серова… И хотелось бы знать, куда все-таки летят рыловские гуси. В общем, ждем второго альбома.

1Медведей на полотне Шишкина написал, как известно, художник Савицкий.

Жалкая, завистливая 

книга