А была ли девочка?!

Нас обманули… Это нехорошее предчувствие появилось уже в тот момент, когда я стала звонить в дверь под №24.
Вроде в квартире кто-то был: слышались и шаги, и кашель, но мне почему-то не открывали.
Я еще раз нажала на кнопку и стала смотреть на дверь – новенькую, блестящую, последней модели. А по «законам» тревожных писем о беспробудных пьяницах и бездельниках дверь их жилища не должна быть такой.
Обычно бывает разбитой, обшарпанной, допотопной, а тут – порядок. Но адрес-то в письме был именно этот. И фамилия указана. И сведения вопиющие: «…Девочка охрипла от криков о помощи.
Ее мать лежала в луже крови. Избитая отцом девочки… Драки в этой квартире почти ежедневно. И пьянки. Девочка боится и отца, и мать. Но никто в таком большом городе, как наш Новокузнецк, не хочет помочь бедной девочке: ни школа, где она учится, ни правоохранительные органы. Хотя ее родители уже были судимы… Только подружкам рассказывает бедняжка о своей ужасной жизни. Мы убедительно просим помочь ребенку…»
Я уже начинаю громко стучать в дверь. Может, кто-то из соседей выглянет. Хотелось бы поговорить и с ними. Ведь из письма следовало, что они, соседи, неоднократно вызывали и милицию и «скорую».

I. Наконец-то дверь приоткрылась. В проеме показалось лицо женщины, которую сразу захотелось назвать Ариной Родионовной. Уж такое доброе и славное у нее лицо. Но это была Мария Агафоновна. В однокомнатной квартире под №24 восьмидесятилетняя женщина живет одна. И уже давно. Про девочку с горе-родителями не слышала. В ее подъезде таких нет.

Уж очень сокрушалась Мария Агафоновна, что перепутали адрес написавшие нам в редакцию.

Девочке-то плохо. Чтобы успокоить гостеприимную хозяйку, прямо при ней набираю номер школы, где должна учиться девочка. И где, кстати, она состоит на учете как неблагополучная. За частые пропуски уроков, за побеги из дома.

Но ученицы с такой фамилией в той школе не было.

– И все-таки найдите девочку. Жалко бедняжку, – попросила меня на прощание Мария Агафоновна, сама вырастившая хороших и заботливых детей…

Вновь читаю письмо. Вдруг что-то уловлю между строк. Ага, авторы сетуют, что правоохранительные органы не защищают бедняжку. А поскольку улица, куда меня «направили» авторы письма, находится в Центральном районе города, то еду в отделение милиции этого района. Сотрудницы подразделения по делам несовершеннолетних отдела милиции № 1 читают письмо по кругу. И каждая говорит, что девочка с такой фамилией на их учете не значится. Как и семья.

– А вообще-то была у нас такая жуткая история, когда девочку заставили выбросить орудие убийства – топор. А еще смывать кровь. Но там в крови лежал ее отец, точнее, отчим, а здесь, в письме, – мать. Значит, не та эта девочка, – вслух размышляет Наталья Валентиновна Веревкина. Сейчас она и.о. начальника отдела по делам несовершеннолетних. Начальник в отпуске.

Кто-то из сотрудниц припомнил еще ситуацию с девочкой из неблагополучной семьи. Но факты опять не сходятся. Та девочка живет только с мамой. Мама старается, живет ради дочки, а та…
Слушая сотрудниц, волнующихся за, казалось бы, чужих детей, я поняла, что не такое уж и безадресное письмо, пришедшее к нам в редакцию. Проблема отцов и детей остается острой. Как и проблема «трудных» детей.

И, отложив в сторону письмо, мы говорим с капитаном Натальей Валентиновной Веревкиной о мальчишках и девчонках, для которых приводы в милицию случаются чаще, чем, к примеру, походы в цирк. Они и сами порой такие «номера» откалывают, что невольно вырывается: «Ну, и артисты…» Аплодировать, правда, не хочется.

II. 313 подростков состоят на учете в отделе по делам несовершеннолетних. Откуда «трудные»? Из школ? Детского дома? Профессиональных училищ? Техникумов?

– Вы знаете, а в детском доме №5, который находится на нашей территории, нет ни одного состоящего на учете, – Наталья Валентиновна как будто сразу предупреждает, что не стоит вешать «ярлыки» на всех детдомовцев. Хотя в другом детском доме-школе неблагополучных, проблемных немало. Но не может же такого быть, чтобы в пятый детдом направляли тихих, спокойных и послушных, а в тот, другой, – неуправляемых, с плохими, как говорится, генами… Выходит, все дело в воспитании. Хотя и здесь все неоднозначно.

…Несколько лет назад одна очень порядочная пара усыновила ребенка – мальчика. Мало сказать, что усыновители полюбили Сашу как родного. Они души в нем не чаяли. Возможно, многое прощали, на многое закрывали глаза. А из сына, как сказал поэт, вырос свин. Саше только 13 лет, но его хитрости, наглости и жестокости хватило бы не только на несколько ровесников, но и на взрослых тоже. Несмотря на свой маленький рост, Саша смотрит на всех свысока. В том числе и на приемных родителей. Последние вынуждены были открыть Саше, что нашли они его не в «капусте», а в «казенном» доме. Боялись, что правду мальчик узнает от других. И будет хуже. Хотя куда уж хуже. На счету Саши восемь грабежей…

У Сергея Т. и его 13-летнего брата Жени родные мама и папа. Отец работает, мать домохозяйка: в семье еще двое маленьких детей. Холодильник в доме не пуст, в комнатах порядок. А Сергей с Женей все равно бегут на улицу. Если бы только погулять. У Сергея несколько эпизодов с воровством и грабежами. Сейчас он в следственном изоляторе. После этого младший Женя, казалось бы, должен был стать тише воды, ниже травы. А он продолжает токсикоманить. С такими же, как сам.

– Наталья Валентиновна, в последнее время в практику подразделений по делам несовершеннолетних вводятся экскурсии «трудных» за «колючку». Сама несколько раз видела сюжеты по телевизору. Действительно такие походы лучше всяких нравоучительных бесед? – спрашиваю я у капитана Веревкиной.

– Увы, опять же не для всех. Для кого-то это просто развлекаловка. Но вот недавно был такой случай. У одной девочки, совершившей преступление, потребовалось снять отпечатки пальцев. Все происходило серьезно, по-взрослому. И вот когда девочка вышла к своей маме, то, побледнев, громко произнесла: «А ведь понимала, чувствовала, что я преступница. Как это страшно. Я больше не буду…»

Хорошо, если она сдержит обещание, данное самой себе.

А еще одна девочка проходила свидетелем по делу об убийстве. Приятели девочки – скинхеды. И сама она причисляет себя к ним же. Так вот эта жесткая и циничная группа убила, вернее, забила бомжа. Правда, всю вину на себя взял один – совершеннолетний…

– Все-таки влияние улицы дает себя знать. И компании разные. Детки-то в них, наверное, из неблагополучных семей. Или я не права, Наталья Валентиновна? Не зря же установлен в Кузбассе так называемый «комендантский час» для несовершеннолетних.

– Кстати, в последнем рейде мы не задержали ни одного несовершеннолетнего после 22 часов. Но рейд на рейд не приходится.

Что касается влияния подростков из неблагополучных семей, то и здесь лучше подходить адресно. Вот я, например. Училась в одной школе да и одном классе с ребятами, у которых кто-то из родителей был осужден. И среди моих учителей были жены осужденных.

– ?!

– Ах, да, я не сказала, что мое детство прошло в поселках, где находились колонии-поселения. Мой папа Валентин Трофимович был начальником колоний. Сейчас он полковник в отставке. А я вот служу. Однако вернемся в мои школьные годы. Школы были совсем не элитные, одноклассники – дети разных родителей, педагоги, «отбывающие» сроки вместе с мужьями… Но никто об этом не думал, не говорил, не делился на группировки. Нам было интересно вместе.
– А после школы вы сразу поступили на юридический?

– Нет, вначале окончила филфак педагогического, а уже потом – юридический. Оба вуза – с красным дипломом. Но это я говорю не в качестве похвальбы. Просто человек еще в детстве должен прежде всего себя спросить: кто он? А уже потом – кто рядом с ним? У каждого есть право выбора. Родителей, правда, не выбирают. Мне с моими родителями повезло. Надеюсь, что так может сказать и моя дочка – Маргарита.

А вот трехлетнему Сереже не повезло. Его мать – наркоманка. На нее возбуждено уголовное дело за жестокое обращение с сыном. Решается вопрос и о лишении ее родительских прав. Мать в истерике. Но не сынишку ей жаль. Просто маленький Сережа был… кормильцем в семье. И дело не только в «детском» пособии, Сережа ходил по соседям (мать заставляла) и просил денежку на хлебушек. Все, что ему подавали, шло на дозы. А сам Сережа был всегда голодным.

Конечно, лишение родительских прав – это уже крайняя мера. До этого предпринималось все возможное, чтобы матери вспомнили свое предназначение. Но только в этом году мы передали в суд дела на 58 женщин… А лишение родительских прав кому-то даже понравилось: руки развязаны. Но прежде всего мы о детях думали. О мальчике-инвалиде, лежавшем на голом матрасе, брошенном на пол, о той девочке, которую мать-убийца заставила выбрасывать и смывать следы преступления. Девочка еще не пришла в себя. Да и вряд ли забудет ту кровавую ночь. Сейчас она живет в семье дяди, порядочного человека. И, между прочим, родного брата девочкиной матери. Вот вам и одна семья…

…Наталья Валентиновна вновь вчитывается в письмо про запуганную девочку из плохой семьи: «…отец на глазах у девочки рубил мать топором…» И вновь уточняет:
– В нашем районе мать на глазах дочери наносила удары топором своему мужу. Рядом с ним находилась еще его мать. Ее, тоже окровавленную, увезли в больницу. К счастью, удалось ее спасти. Что послужило причиной такой жестокой расправы? Как всегда немыслимое. Просто в квартиру зашла знакомая. Женщине показалось, что муж заигрывал с ней. В общем, все чудовищно… Жаль девочку.

…Жаль и девочку «из письма». Как выяснилось, с вымышленным адресом. Но на столе Натальи Валентиновны лежат папки с фотографиями реальных лиц и описанием реальных историй их далеко не детских поступков. От воровства «сотиков» до серии уличных грабежей. Девочки в них тоже замешаны…