Живая вода

Уже три месяца одиннадцатиклассник Дима Сарайкин в палате ожогового отделения видит один и тот же сон. По раскаленному от жары асфальту бежит, «летит» мальчишка. Футболка плавится, жжет. Огонь – во всю спину.

Еще пять секунд – и языки пламени понесутся вверх по рукам. Еще десять глотков сухого ветра – не охлаждающего, а самого горячего на свете, – и пламя уже начнет «стричь» волосы, сжигать уши, шею. Еще сто метров – бегом от смерти. Но ее огненное кольцо и жуткая хватка станут лишь сильнее. «Да этот же факел – я! – вдруг приходит, каждый раз изумляя, ясное, безжалостное осознание. – Помогите!!!»

Но это место безлюдно. Пустой городской асфальт…

И вдруг – поток воды. И он, Дима, словно несколько раз нырнул, почти донырнув до дна, и выскочил с заложенными ушами, дышал и не мог надышаться… Огонь стих. «Значит, буду жить!»

Вот так 90 дней бежал он от смерти. От адской боли. Не сдавался. Поражал мужеством. И, открыв в реанимационной палате глаза, сушил мамины слезы одним лишь любящим взглядом из-под сгоревших, когда-то черных бровей.

– Диму спасло настоящее чудо. И во время взрыва, и когда несся факелом, и дальше – в «ожоговом» отделении, – говорит мне Анастасия Колесникова, мама, прижав ладони к щекам, пряча так слезы, и всё еще тихо, осторожно, тревожно светясь от счастья: сын выжил! – Нам доктора говорили: шанса у Димы почти не было. Площадь ожогов была – до 85 процентов…

Предчувствие

Это сейчас, вспоминая начало июля, мама говорит про знаки судьбы, добавляя с горечью:

– Если б мы понять, прочитать их могли, если б сумели, не мешкая, всё заранее остановить…

А тогда – просто шло очередное прекрасное лето. Дима с родителями и младшей сестренкой, два года как переехав из Кемерова в Томскую область из-за нового назначения отца-военного, оставив в родном Кузбассе большую родню – шахтерскую династию с общим стажем почти 500 лет, на выходные и в каникулы каждый раз возвращались «домой» – к бабушкам, дедушкам. И в этот раз на очередном семейном совете выстроили четкий план.

– Вика пойдет в первый класс. Дима (учившийся в техникуме в Кемерове, но ошибшийся с профессией. – Ред.) пойдет теперь в 11-й класс. У него мечта – стать военным. И так он будет с сестрой в одной школе, и ЕГЭ сдаст, и за Викой приглядит, – рассказывает о решении семейного совета мама.

Но до осени, до школы тогда было еще далеко. И в начале июля, приехав к бабушке с дедушкой в Кемерово, Дима вскоре позвонил маме, что поработает на каникулах.

– Он не был официально устроен, не был даже «учеником» в цехе. Но с цехом был знаком с предыдущего лета, еще тогда он помогал слесарям. А делали там мобильные модули, оборудование, как мне говорили, для утилизации отходов разных классов опасности, по переработке нефтепродуктов, – поясняет мама. – И я Диму не раз спрашивала: «Опасно?» – «Нет». А тут… Сын, работая уже, позвонил, сказал, что его отправляют отвезти модуль заказчику, из Кемерова в Барнаул, и он поедет один, с водителем. Раньше не ездил и тем более не устанавливал оборудования сам, но видел, как это делалось, и в установке наладчикам раньше помогал.

И пока Дима (как любой подросток, не сбиваемый с намеченного и уже знающий, на что потратит заработок за доставку и запуск модуля) собирался в дорогу, материнское сердце почувствовало близкую беду, заныло.

– Мы с дочкой были дома одни. Вдруг – взрыв на кухне. Никогда со мной такого не было, чтоб забыла про включенную выкипевшую кастрюлю… Испугалась. Но подумала не о кухне – о другом страхе. «Взрыв? Взрыв!» И набрала Диму. «Ты точно едешь один и будешь сам запускать модуль?» – «Да». – «Это опасно?» – «Что ты, мам…»

Взрыв

До Барнаула груз в контейнере довезли без проблем. Правда, модуль (типа печки. – Ред.) при погрузке в Кемерове в контейнер не входил.

– Пришлось рабочим срезать, укоротить трубы. И модуль вошел, но ему в контейнере все равно узко, тесно было, и не та вентиляция, как в цехе. Его потом на месте по прибытии наверняка нужно было тоже поставить в цех. Но Диме сказали запускать модуль прямо в контейнере, – пересказывает мама услышанное после встреч со следователями и многих расспросов. – Это было 5 июля, и последнее сообщение от Димы мне поступило в 15.23. Он написал, что всё, готовится к запуску.

– Но как человек без специального образования, как подросток, хоть и победитель олимпиад по технологии, по инженерной графике, хоть и почти взрослый, ростом – под метр девяносто, мог запустить печь?

– Его вел по видеосвязи начальник. Сам не поехал, руководил дистанционно. А поехал бы – взорвался бы тогда он. Дима его от смерти спас.

…Запуск модуля шел, как положено, несколько часов. Как вдруг…

– Зашел в контейнер, к модулю, посмотреть в очередной раз температуру, уровень масла, – продолжает мамин рассказ уже сам Дима с больничной кровати. – Наклонился к полу – к показателям. И всё. Вдруг – огонь. Видимо, утечка, воспламенение. Прошел бы я на шаг дальше, за щитки, сгорел бы, не смог бы выбраться из контейнера. А так я был в полуметре от выхода. Развернулся бежать, меня огонь догнал, пламенем окатило, но я все же спрыгнул, выскочил, побежал…

…Помочь было некому. Надеяться можно было лишь на святую помощь. И она пришла. Кому-то это покажется совпадением, кому-то чудом. А мне – именно милостью свыше. Ведь почему-то как раз за несколько минут до взрыва водитель стоявшего вдалеке бензовоза решил сходить за водой, чтобы помыть кабину.

– И, идя с ведром воды, он оказался на пути Димы в самую решающую минуту. И, увидев огонь, окатил Диму из ведра. Его нам Бог послал, – убеждена мама.

– А потом, после ведра, я еще стоял минут семь, еще не понимая, не веря, что всё со мной так уж плохо, думал, это не страшный ожог. Потом «скорая» приехала быстро. Барнаульская больница №3 оказалась рядом. Меня увезли в «ожоговое» отделение…

И всё было быстро, быстро, словно кто свыше всем руководил…

Ожоги

Приехавшим в Барнаул родителям врачи сразу сказали, что шанс выжить страшно мал. Что глубокие ожоги занимают от 60 до 85 процентов поверхности тела…

У Димы – ожоги спины, груди, рук, лица, шеи. Приходя в сознание, он вначале всё бредил про светящийся куб, и как идет по нему. И родные боялись, что говорит он о тоннеле на границе жизни и смерти, по которому уходят на тот свет умирающие…

– Когда меня пустили к сыну и я увидела его, обожженного, на кровати в луже крови, с трубкой в шее, сказала: «Держись! Мы справимся!» А вышла – и зарыдала. «Можем мы чем-то помочь?» – спросила врачей. – «Молитесь!» И мы молились, а дочка рисовала для брата рисунки и писала на них: «Дима, живи!»

А еще родители ездили по храмам. И батюшка из Свято-Никольской барнаульской церкви, узнав о Диме, приехал к нему в реанимацию… Но как обожженному подростку без рта («губы-то слипшиеся») проглотить каплю кагора, крошку хлеба, кровь и плоть Христову, чтобы Бог открылся мальчишке, и мальчишка Богу у смертельной черты?.. Однако всё получилось. Потому что зазвучала молитва – и обожженные губы раскрылись.

– И уже через день мне стало легче. И я, приходя в сознание, помнил, что видел светлые сцены из детства. И знал, как за меня переживают все родные. И верил, что со всем на свете с такой вот поддержкой и любовью и с такими докторами справлюсь…

…Три недели в реанимации, когда Дима был в схватке жизни со смертью, закончились победой жизни. Пережив две операции по пересадке кожи, он потихоньку идет на поправку. В конце следующей недели, как пояснили «Кузбассу» в барнаульской горбольнице №3, его уже выпишут домой. И семья так благодарна врачам! И тому неизвестному, ушедшему дальше в рейс по стране водителю бензовоза – с ведром живой воды…