Как победить кошмар
Нет, пожалуй, сегодня более обсуждаемой темы, чем череда преступлений, совершенная сотрудниками милиции-полиции. В одном из номеров газеты мы приводили мнения разных людей – специалистов, представителей правоохранительных органов, обычных жителей региона о причинах, порождения «оборотней в погонах».
И поскольку преступления, как и положено по закону, рано или поздно приводят их на скамью подсудимых, мы попросили рассказать о видении этой проблемы председателя Кемеровского областного суда Александра ДОРОХОВА.
— Александр Александрович, в целом наш регион в общей картине по стране как выглядит? Лучше или хуже наши полицейские?
— Ну как сказать… Мы, например, отличились «киселевской бандой». Ни в одном регионе России такого не было, чтобы столько сотрудников милиции, и причем офицеров высшего звена, состояли в банде, совершали убийства.
— Так то милиция была, а сейчас-то полиция… Реформа ведь прошла.
— Интересная ситуация с реформой полиции получилась. Цель, как всегда, благая. Укрепить ряды, избавиться от людей, которые каким-то образом дискредитируют эту службу, а результат оказался удручающим. Такой вывод вытекает из тех дел, которые попадают в суд в отношении работников органов внутренних дел. В 70-х годах я сам работал в милиции и не скажу, что не было случаев, когда милиционеры нарушали закон. Случалось. Но это были, во-первых, исключения, а во-вторых, мотивы действий были другие. Прежние если и преступали закон, ими двигало чувство справедливости, служебного долга. Правда, они его не всегда правильно понимали. И все же цель была как-то защитить общество. Сейчас на первый план выступают карьеристские мотивы. Есть такие сотрудники полиции, которые «крышуют» наркоточки, вымогают деньги у коммерсантов. Говоря о побудительных мотивах поступления на службу, я не владею информацией внутри полицейского корпуса, но располагаю данными относительно будущих государственных служащих. Они были опубликованы академией Госслужбы. Так вот, 70 процентов будущих наших чиновников сказали, что цель их – не служение людям и государству, а решение материальных проблем. Не хочу сказать, что большинство полицейских такие, но все же значительная их часть. Увеличилось количество людей, у которых приоритеты служения отходят на второй план. И реформы, особенно такого мощного ведомства, как МВД, нереально провести в короткие сроки. Это не реформа! Это спешка, и чем она закончилась, понятно: по всей России совершают ужасные преступления те люди, которые успешно прошли аттестацию. Сейчас уже идут разговоры о том, что необходима переаттестация. Но не такая, когда устанавливается месячный срок, чтобы переаттестовать десятки и сотни тысяч работников. Кадровая работа суеты не терпит. Чтобы получить качественный состав, требуется время.
— А в чем суть реформы-то? В том, что переименовали и сократили?
— Сократили, переименовали, платить больше стали… Но главное ведь не в том, как называть, милиция или полиция.
На мой взгляд, реформа должна заключаться в изменении методов работы и отношений с обществом. Но в связи с тем, что основной разработчик реформы — МВД, то есть оно реформировало само себя, с точки зрения законодательной базы ничего не изменилось. Моменты реформы, касающиеся увеличения содержания полицейских, безусловно, положительные. Но они должны сыграть свою роль на будущее, стать стимулом для новых людей при наборе. А для тех, кто сегодня работает и нарушает закон, — нужны и другие меры.
К слову, министр Нургалиев выдвинул интересное предложение: чтобы работники культуры перевоспитывали действующих сотрудников полиции. Но взрослого человека с определенным жизненным опытом и сложившимися понятиями перевоспитывать таким образом поздно.
— И как же, на ваш взгляд, можно улучшить ситуацию?
— Мне кажется, пока решение, оставить этого человека на службе или нет, будет принимать руководитель органа внутренних дел, и заключения психологов-специалистов будут учитываться только как рекомендации, ничего в лучшую сторону не изменится.
Сейчас мнение специалистов относительно личных качеств полицейского, допустим, о жестокости, неадекватности человека, совсем не обязательны для руководителя, решение оставить – не оставить принимает все-таки он. Но если уж он принимает такое решение, то должен нести за него ответственность.
И потом, отличие милиции от нынешней полиции в том, что раньше с личным составом, кроме штатного заместителя начальника, работали различные общественные организации. И был внутренний контроль.
— Что это за организации такие?
— К примеру, суд офицерской чести. Совет ветеранов занимался воспитанием подрастающего поколения. Сейчас есть совет ветеранов при ГУВД области, но эта структура по большому счету на уровне главка. Районы сами по себе. То есть теперь не стало внутреннего коллективного самоконтроля. Понимаю, что первый руководитель при большой штатной численности не в состоянии за всеми уследить, но разрушенная система самоконтроля и ничего взамен не созданное – одна из причин, которая привела к такому положению. Так или иначе, последствия реформы таковы: сейчас наблюдается качественное ухудшение работы полиции. Оно во многом связано и с сокращением личного состава – и прежде всего того состава, который работает с людьми, на земле. В ходе реформы сокращали именно их. Хотя ситуация такая — спад качества, – я убежден, временная.
Настораживает еще одно обстоятельство. По уголовным делам на порядок возросло число жалоб людей — задержанных, подсудимых, осужденных – на то, что к ним в органах полиции применяются недозволенные меры.
— Неужели вы и это связываете с неудачной реформой?
— Нет, я так не думаю. Началось это до нее. Но раньше к этому относились так: пиши не пиши, ничего не изменишь. Сейчас стали жаловаться. По закону суд должен проверять такие утверждения. Но наши возможности ограниченны. Мы не органы предварительного расследования. Можем вызвать оперативника, следователя. Спросили: ты что-то недозволенное делал? Он ответил: нет. И все.
— Жуткие преступления совершаются… Это палочная система в структуре МВД виновата или психические извращения самих сотрудников?
— По моим наблюдениям, некоторая часть работников милиции-полиции имеет проблемы с психикой с детских лет, определенный комплекс неполноценности (кого-то где-то обижали, унижали). И, получив погоны, наручники и пистолет, возможность показать свое всесилие и покуражиться над беззащитным человеком, они ее используют. Я с такими людьми сталкивался по работе. Для них важно не отрапортовать, что раскрыл преступление, а продемонстрировать, что всесилен.
И по поводу палочной системы. Ситуация тревожная. И хотя уверяют высшие чиновники, что нет палочной системы, что по отчетам раскрываемости вроде как не оценивают деятельность сотрудников, но это не так. Оценивают ее именно по этим критериям. И что еще характерно сейчас для любой государственной службы, особенно силовой, – это ощущение безнаказанности. Оно витает в обществе, куда бы мы ни посмотрели. Это касается и власти в некотором смысле, и силовиков, и прокурорских, правоохранительных структур. Сейчас редко, только когда какие-нибудь чрезвычайные происшествия на всю страну прогремят, делаются оргвыводы. А в целом ответственность понижена на всех уровнях. Процент работников полиции, которые совершают преступления, в стране очень, очень высок.
— А в Кузбассе?
— Сейчас у нас около 16 тысяч работников полиции, и в год фиксируется 100-110 тяжких преступлений, совершенных ими. И около 3000 полицейских были наказаны за 2011 год за иные нарушения. То есть каждый пятый совершает пусть не преступление, но правонарушение. Это очень много. И мне кажется, пока упор будет делаться не на человека, не на работника, а на материальную сторону, изменить ничего не удастся. Деньги автоматически ничего не решают. Нужны неформальные подходы. Заседания кадровой комиссии, изучение человека по его душе, по его голове. Должны быть привлечены психологи, психиатры, силовики.
К примеру, есть же люди, которые «на грани». Их нужно контролировать, тогда они ничего противоправного не совершат. А от тех, кто преступает закон, полиции нужно освобождаться. Не обязательно при этом всех на скамью подсудимых или в тюрьму отправлять, но от них нужно освобождаться. Это должно работать как упреждающая мера. Почему я говорю, что проведенную реформу нельзя назвать реформой, потому что реформа – это постепенный процесс, по указу не проводится. Царская судебная реформа длилась чуть ли не 50 лет. А отреформировать такой монстр, как полиция, за год, за два невозможно. Надо ставить реальные цели на этот счет, а результатов ждать придется долго. Но на это вынуждены будут пойти.
— Рассказывают, что полицейские в том громком случае в Анжеро-Судженске отмечали день рождения, перепились, а потом сделали себе подарочек – замучили человека до смерти. Это вообще что такое?
— А это вот как раз не выявленные вовремя садистские наклонности, пренебрежение к жизни и здоровью человека, к его правам, к его Я… Это проблема, которая требует длительного срока осмысления. И как я уже сказал – определяющим должно быть слово специалистов по отбору.
— Говорят, что суды очень неохотно дают реальные сроки полицейским. Что бы ни сделал – условное наказание.
— Ничего подобного! Дело в том, что в законе по ряду преступлений есть особое, отягчающее обстоятельство: «совершенное работником милиции». Ни одна категория больше так не выделена, как они. Одно дело – когда преступление заключается в том, что не зарегистрировал и укрыл преступление. Не факт, что за это нужно направлять в колонию, в зависимости от последствий, конечно. А там, где речь идет о насилии, — все жестко. Вот недавно в Анжерке и в Яе четырех сотрудников полиции, которые выбивали показания по преступлению, в колонию отправили на 3-4 года. Там, где речь идет о насилии над людьми, нет такого, чтобы давали условный срок.
— Когда читаешь о наборе пыточных средств полицейских в одном, другом регионе, ясно, что они одни и те же. Откуда эти жуткие традиции, с каких времен? Из ГУЛАГа, от средневековой инквизиции?
— Да нет. Весь этот арсенал вошел не так давно. Противогаз, мешок надеть на голову, наручниками пристегнуть. (Заметьте, мешков полиэтиленовых раньше не было, значит, и как средство мучений его стали использовать не так давно.) Этот комплекс применяли в начале 90-х бандиты. А потом методы плавно перешли в милицию. Вот еще один момент. Если раньше применялось насилие к гражданам, то аккуратнее: «буду бить сильно, но аккуратно». Чтобы без последствий. Сейчас же они не выбирают способы. Зная, что совершают преступление, даже не заботятся о том, чтобы укрыть его.
— Ну и как же прекратить этот кошмар?!
— А я повторю. Главное — соблюдать две позиции. Сделать так, чтобы при наборе новых сотрудников мнение психолога было определяющим. И контролировать каждый шаг тех, кто уже работает. Если нет реальной возможности избавиться от неблагонадежных…
Беседу провела Татьяна ФОМИНА.